Я стану хозяйкой этой жизни (Новелла) - Глава 4

– Она ударила его и сбила с ног, а затем схватилась за книгу…

Меня трясло от злости и негодования: так нагло лгать и не краснеть!

Удивительно, что у Асталье хватило на это мозгов.

В сердцах хотелось закричать: ложь! всё это бесстыжая ложь! – но я сдержалась. И лишь посмотрела на дедушку, всем видом показывая, что мне есть что сказать.

Дедушка это заметил и снова обратился к Асталье:

– Ты хочешь сказать, что Фирентия начала бить тебя и Велезака безо всякой причины?

– Ну, это…

Увы, быстро придумать ложь ему ума не хватило.

Дела семьи не терпят таких тупоголовый и безалаберных людей. Конечно, среди них есть и физическая работа – но и та требует знаний, к тому же крайне тяжелая.

– Фирентия с самого начала нас ненавидела… – в отчаянии заговорил Велезак, чтобы перетянуть ситуацию в свою пользу. Конечно, ведь от Асталье такого не дождешься.

Уголки моих губ на мгновение дрогнули в молчаливой улыбке.

– Не лезь в чужой разговор, Велезак.

Потому что дедушка ненавидит это больше всего. И лишь поэтому я сдерживалась, не доказывая, что все это – несправедливо.

– Кто научил тебя таким отвратительным манерам?

Велезак, который только-только перестал плакать, от его резкого тона вновь разрыдался. Но даже пикнуть не смог о том, что он напуган.

– Продолжай, Асталье.

Мальчик занервничал. Теперь, когда он не смог придумать достойное оправдание, то вновь зарылся лицом в одежду отца, Лореля, и тоже заплакал.

Отлично.

Обычная реакция детей на строгость дедушки. Невероятная сила и харизма Лулака Ломбарди порой заставляла дрожать даже взрослых.

Как и остальные дети Ломбарди, я с детства виделась с дедушкой, поэтому меня это не трогало. В то время как другие и глаз поднять боялись.

– Фирентия, – я чувствовала, как руки отца напряженнее обвили мои плечи, стоило дедушке окликнуть меня. – Теперь ты говори.

Хоть он и спросил, в его голосе чувствовался скептицизм. Он не ожидал от меня ответа. Естественно. Ведь изначальная я, Фирентия, была чертовски робким ребенком. И не только из-за нежного характера отца: в конце концов издевательство двоюродных братьев не могли пройти бесследно.

Но я, взглянув прямо дедушке в глаза, уверенно ответила:

– Я не сделала ничего дурного.

– Из-за тебя мой сын в таком состоянии!..

– Виз! – гневно рявкнул дедушка.

Виз, который, казалось, был готов разорвать меня голыми руками, успокоился и поник, вжав голову в плечи. Он не смог сдержать эмоции и ворвался в чужой разговор, совсем как сын, которого лишь минуту назад за это отругали.

Яблоко от яблони недалеко падает.

– Продолжай, – спокойнее, но не менее грозно, молвил дедушка.

И что-то мелькнуло в глубине его глаз. За привычным и поверхностным холодом.

– Я ждала здесь своего отца. Затем вдруг пришли Велезак и Асталье. Начали насмехаться и называть «полукровкой», а когда я сказала прекратить – ударили меня.

– Тебя ударили? Кто?

– Велезак, – вскинув указательный палец, показала я на мальчишку. – Ещё он назвал меня простолюдинкой и сказал возвращаться в деревню.

Хоть я и не видела, я знала, какое выражение лица у моего отца, выслушивающего этого все. Это больно, но мне необходимо было рассказать, как здесь со мной обращались.

Прости, отец.

Пожалуйста, потерпи немного.

– И ты ударила Велезака за это?

– Нет.

– Тогда почему ты его ударила?

– Велезак… – я вдохнула, прежде чем продолжить говорить: – Потому что Велезак сказал, что я не Ломбарди.

Дедушка молча, но внимательно смотрел на меня своими карими глазами. Они казались невзрачными, пока не начинаешь в них вглядываться: в них читалась мудрость лет и природная проницательность.

– Это правда, что я полукровка.

Моя мать так и не получила фамилию Ломбарди до смерти, поэтому я была благородной лишь наполовину. И не собиралась отрицать этого.

– Но несмотря на это я Ломбарди. Ломбарди, признанная дедушкой.

Раньше я считала себя неполноценной из-за своего происхождения. Ведь поэтому меня игнорировали, ведь я была лишь «полукровкой». Лишь потому что у меня никогда не будет оставшейся «половины», которая была у моих кузенов.

Поэтому я приняла такое отношение как должное, пусть даже это и значило, что ко мне относились как к прислуге, а не как к Ломбарди.

Однако видеть, как они разрушают семью оказалось слишком больно. Я в сто раз достойнее называться Ломбарди долбни, которые лишь кичатся именем и ничего не делают.

Я Ломбарди не меньше, чем они.

– Вельзак отрицал, что я Ломбарди. Этого я не могла стерпеть.

– Так ты ударила его не потому, что он насмехался над тобой, а потому что сказал, что ты не Ломбарди?

– Да, – кивнула я и добавила: – Дедушка.

Этим я хотела сказать: «Я тоже твоя внучка». «Я тоже достойна называть тебя «дедушкой», не меньше, чем Велезак».

И тогда я увидела.

Тень улыбки на вечно серьезном и строгом лице моего дедушки.

– У тебя не болят колени?

Я невольно упустила на них взгляд. Из раны на коленках сочилась кровь.

– Конечно, болят.

– Но ты не плачешь. Обычно ты довольно плаксивая.

А я и забыла. Неужели то, что вчерашняя плакса так изменилась, настолько странно?

– Я буду плакать, – торопливо и с робостью ответила я. – Скажу все, что должна, затем пойду в свою комнату и там расплачусь.

– Хаха, – послышался смех отца, напряженная обстановка сошла на нет.

Слава Богу.

Внутри я вздохнула с облегчением.

Первое, что мне нужно сделать, чтобы стать преемницей – заслужить доверие дедушки. Моего дедушки – Главы дома Ломбарди.

Все, что касалось дел семьи – будь то мелкие задачи или решение наследственности, – все это подчинялось дедушке. Другими словами, какова бы ни была его последняя воля – она была обязательна к исполнению и не могла быть оспорена.

Хоть это явно не устроит Виза и его семью, вряд ли они смогут что-то сделать, пока дедушка будет ко мне благосклонен.

В семье Ломбарди, потерять внимание дедушки было равносильно смерти. Во всяком случае общественной.

Эта драка с Велезаком – лишь случайность, но я использую этот шанс. Я думала, как же привлечь внимание дедушки, но сейчас эта возможность была прямо у меня перед носом – того, глядишь, и руками схвачу.

– Отец. Думаю, нужно позаботиться о ранах Тии, – осторожно произнес мой отец.

– Верно. Позаботься об этом. Можете идти.

– С вашего позволения мы вас покинем.

Я схватила отца за руку, но прежде, чем успела что-либо сделать, дедушка молвил:

– Постойте.

Ох, что уже?..

– Фирентия, это твоя книга? – спросил дедушка, поднимая лежащую на полу книгу, и передавая «Люди Юга», – толстенная книга, которую я взяла в библиотеке, – совсем не была похожа на детскую книгу, как ни погляди. Такая значимая и ценная…

Я замерла.

Ведь совсем забыла о книге, и знала, как дедушка относится к тем, кто использует книги не по назначению. Дедушка видел, как я била ею Велезака, так что оправдываться было бессмысленно, и я призналась:

– Да, это моя книга, – ответила я, прижимая её к груди. – Извините…

– Хмм? – дедушка задумчиво глянул на меня, словно не понимая. Что? Разве ты не зол? – За что ты извиняешься?

– Ну, я так грубо обращалась с книгой. Книги предназначены для передачи знаний, а не для того, чтобы им били или ранили других людей.

– Ты ведь совсем недавно сказала, что не сделала совсем ничего дурного.

Какая хорошая память. Но я сделала вид, что не заметила.

– Для того, чтобы исправить свои ошибки, важно для начала их признать.

– Хаха… – на мгновение рассмеявшийся дедушка обратился к моему отцу: – Идите. Отведи Фирентию к лекарю.

Лекарю семьи Ломбарди, который проживает тут и работает исключительно на семью.

Точно.

Благодаря финансированию Ломбарди, он смог организовать небольшую больницу, а также лабораторию, где мог проводить исследования и обучать других разным дисциплинам.

– Хорошо, отец.

Взглянув на мои кровоточащие колени, отец покрепче обнял меня.

Мне было семь, поэтому неудивительно, что отец обнимал меня так тепло и нежно, но в то же время я была взрослой, с абсолютно не-детским сознанием. И оттого неловко. Оттого, что кто-то так мило и успокаивающе обнимает меня. Оттого, что отец погиб очень и очень давно, а я никогда не видела его с тех пор…

– Отец, неужели ты спустишь ей это с рук?! Фирентия ударила Велезака! – гневно крикнул Виз. На его лице застыла искаженная гримаса негодования. – Она должна ответить за это!

О, сорвался.

Хотелось зарыться лицом в папины плечи. Ведь я знала, что будет дальше.

– Ты хочешь оспорить мое решение? – голос дедушки вновь наполнился холодом.

– Нет, я не это имел в виду…

– Виз.

– Да, отец.

– Ты знаешь, что такое поведение недопустимо, — и, сказав это, он вернулся в свой кабинет.

Виз остался скрежетать зубами, но так и не смог ничего поделать.

– Тогда мы пойдем, – попрощался отец, поднимая меня на руки. Он сделал несколько шагов и остановился, едва обернувшись и бросив на последок: – И ещё, брат. Не слишком ли вы серьезно относитесь к детским шалостям?

– Ого! – вырвалось у меня, но я тут же захлопнула рот рукой. Каждый раз, когда Велезак мучил меня, Виз оправдывал его именно такими словами.

– Ты, ты!..

Виз был человеком вспыльчивым и совершенно не знал, как с этим справляться, а папа совершенно спокойно, не обращая на него внимания, пошел прочь.

Я обвила руками шею отца и прижалась покрепче, вглядываясь ему за спину, чтобы увидеть Велезака. Стоило нам встретиться взглядами – его плечи тут же дрогнули.

Злорадная улыбка сорвалась с губ и я одними лишь губами, но достаточно отчетливо произнесла: «УВИДИМСЯ. ПОЗЖЕ». И притихший было мальчик снова разрыдался.

К глазам подступили слезы, и я наконец позволила себе зарыться лицом в отцовские одежды. Как же давно я не прикасалась к ним.

Так приятно пахнут.