Магистр дьявольского культа (Новелла) - Глава 50

Не Хуайсан пнул свою саблю в сторону и бросился прочь с тренировочной площадки. Цзинь Гуанъяо крикнул ему вдогонку:

— Хуайсан! Хуайсан!

Однако едва Цзинь Гуанъяо устремился вслед за ним, раздался холодный голос Не Минцзюэ:

— Стой!

Цзинь Гуанъяо замер на полпути и обернулся. Не Минцзюэ окинул его взглядом и, подавив гнев, произнёс:

— У тебя всё ещё хватает смелости являться сюда?

Цзинь Гуанъяо тихо ответил:

— Я пришёл, чтобы признать свою ошибку.

Вэй Усянь подумал: «Надо же, а он даже бесстыднее меня».

Не Минцзюэ спросил:

— Разве ты когда-нибудь признавал свои ошибки?

Цзинь Гуанъяо приоткрыл рот, намереваясь ответить, но тут вернулись адепты, отправленные за снадобьем для Не Хуайсана:

— Глава Ордена, Ляньфан-цзунь, второй молодой господин заперся у себя в комнате и никого не впускает.

Не Минцзюэ воскликнул:

— Посмотрим, сколько же он там просидит! Бунтовать, значит, удумал!

Цзинь Гуанъяо с благожелательным выражением лица обратился к одному из адептов:

— Благодарю вас. Пожалуйста, дайте мне снадобье, я отнесу ему позже.

Он забрал склянку с настойкой из рук заклинателя. Когда посторонние удалились, Не Минцзюэ спросил:

— Зачем ты пришёл?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Брат, неужели ты забыл? Сегодня я должен был играть для тебя на гуцине.

Не Минцзюэ без обиняков заявил:

— Я не собираюсь обсуждать с тобой вопросы, касаемые Сюэ Яна. Можешь не тратить силы, заискивая передо мной. Всё равно бесполезно.

Цзинь Гуанъяо возразил:

— Во-первых, я не заискиваю перед тобой. А во-вторых, если это и впрямь бесполезно, то, брат, почему же ты столь беспокоишься, пытаюсь ли я снискать твоей милости или нет?

Не Минцзюэ ничего не ответил.

Цзинь Гуанъяо продолжил:

— Брат, в последнее время ты всё сильнее и сильнее давишь на Хуайсана. Причиной тому сущность сабли?.. — Затем, немного помолчав, добавил: — Хуайсан всё ещё не знает о саблях вашего Ордена?

Не Минцзюэ сказал:

— Зачем мне столь рано посвящать его во всё?

Цзинь Гуанъяо вздохнул:

— Хуайсан привык быть избалованным ребёнком, но он не может всю свою жизнь оставаться праздношатающимся вторым молодым господином Не из Цинхэ. В один прекрасный день он поймёт, что ты стараешься для его же блага. Брат, так же, как и я понял это сейчас.

Вэй Усянь подумал: «Лихо, лихо! Я бы не смог сказать подобное, будь у меня хоть пара жизней в запасе, но Цзинь Гуанъяо звучит столь естественно, что заслушаться можно.

Не Минцзюэ сказал:

— Если ты и в самом деле понял, то возвращайся ко мне с головой Сюэ Яна в руках.

И Цзинь Гуанъяо без запинки отчеканил:

— Хорошо.

Не Минцзюэ бросил на него взгляд. Цзинь Гуанъяо пристально посмотрел в ответ и повторил:

— Хорошо. Брат, я прошу дать мне последний шанс. Через два месяца я преподнесу тебе голову Сюэ Яна.

Не Минцзюэ спросил:

— А если ты не исполнишь обещанное?

Цзинь Гуанъяо произнёс твердо, как никогда:

— А если нет, то я вверяю свою судьбу старшему брату!

Вэй Усянь даже несколько зауважал Цзинь Гуанъяо.

Он до дрожи боялся Не Минцзюэ, но, в конце концов, всегда находил миллионы крючкотворных и ушлых словечек, вынуждающих того дать ему ещё один шанс. Тем же вечером Цзинь Гуанъяо, как ни в чём не бывало, вновь играл «Песнь Очищения» в Нечистой Юдоли.

Цзинь Гуанъяо торжественно поклялся сдержать своё слово, однако Не Минцзюэ не пришлось ждать два месяца.

Как-то раз Орден Цинхэ Не созвал Совет по военному делу. Не Минцзюэ обходил свои владения и, минуя одну из построек, внезапно услышал приглушённый шёпот, принадлежащий, скорее всего, Цзинь Гуанъяо. Через секунду раздался второй, не менее знакомый, голос.

Лань Сичэнь говорил:

— Если брат согласился связать вас клятвой, то, стало быть, он действительно верит в тебя.

Цзинь Гуанъяо уныло заметил:

— Но, брат, ты ведь слышал текст этой клятвы? В каждой фразе таилось нечто большее. «И тысячи людей презрительно ткнут пальцем; да разорвёт его тело пятёрка коней» — звучит как явное предупреждение для меня. Я… Я впервые слышал подобный обет.

Лань Сичэнь ласково ответил:

— Он сказал: «в случае вероломства». А ты разве задумал клятвоотступничество? Это ведь не так, тогда к чему же столь тревожиться об этом?

Цзинь Гуанъяо подтвердил:

— Верно, не так. Но брат уже давно укоренился в своём мнении обо мне, поэтому я и не знаю, как изменить его.

Лань Сичэнь ответил:

— Тем не менее, он всегда ценил твои способности и надеялся, что ты сможешь выбрать правильный путь.

Цзинь Гуанъяо сказал:

— Дело вовсе не в том, будто я не понимаю, что правильно, а что нет. Просто порой я оказываюсь бессилен перед обстоятельствами. Как, например, сейчас, куда ни кинь, всюду клин, но я должен каким-то образом поступить так, как устроит всех. И я бы не обратил ни малейшего внимания на посторонних, но… Неужели я и впрямь как-то обидел нашего старшего брата? Брат, ты сам все слышал. Слышал, как он назвал меня.

Лань Сичэнь вздохнул:

— В тот момент ярость застлала ему глаза и лишила возможности думать, прежде чем говорить. Сейчас нрав нашего брата уже не идёт ни в какое сравнение с прошлым, поэтому пуще всего опасайся вновь вызвать его гнев. В последнее время сущность сабли всё сильнее воздействует на брата. Не Хуайсан снова препирался с ним, и они до сих пор так и не помирились.

Цзинь Гуанъяо едва ли не душили слезы:

— о если он смог сказать подобное в порыве гнева, то, в таком случае, что же он думает обо мне в своём обычном состоянии? Неужели из-за своего происхождения, которое я не волен выбирать, из-за матери, которая не была вольна выбирать свою участь, мне теперь всю жизнь придётся терпеть унижения и издевательства? А если так, то чем тогда мой брат отличается от остальных, презрительно смотрящих на меня сверху вниз? Что бы я ни делал, в конечном итоге меня клеймят одной лишь фразой – «сын шлюхи».

Цзинь Гуанъяо сетовал на свою горькую судьбу Лань Сичэню, однако ещё вчера вечером он вёл задушевный разговор с Не Минцзюэ и, будучи открытым и сердечным, перебирал струны гуциня. Услышав, как Цзинь Гуанъяо преспокойненько кляузничает за его спиной и пытается посеять раздор, Не Минцзюэ вмиг рассвирепел и пнул дверь ногой. Пламя ярости, опалившее его рассудок, распространилось по всему телу. В воздухе взорвался громоподобный рёв:

— Да как ты смеешь!

Увидев его, Цзинь Гуанъяо в ужасе затрепетал и тут же бросился за спину Лань Сичэня. Тот, оказавшийся между двумя мужчинами, не успел вымолвить ни слова: Не Минцзюэ мгновенно обнажил саблю и бросился в атаку. Лань Сичэнь парировал удар своим мечом, одновременно выкрикнув:

— Беги!

Цзинь Гуанъяо стрелой вылетел на улицу. Не Минцзюэ спешно отпихнул Лань Сичэня в сторону:

— Не стой у меня на пути!

Не Минцзюэ выскочил наружу и пустился за ним в погоню. Пробегая по длинной крытой галерее, он внезапно наткнулся на Цзинь Гуанъяо, непринуждённо шагающего ему навстречу. Не Минцзюэ молниеносно рубанул саблей, и алая кровь фонтаном брызнула во все стороны. Но ведь сейчас Цзинь Гуанъяо должен был отчаянно спасаться бегством, почему же он вдруг решил вернуться, к тому же шествуя в столь праздной манере?!

Нанеся удар, Не Минцзюэ продолжил нестись вперёд, пошатываясь всем телом. Добравшись до площади, он остановился, поднял голову и отдышался. Вэй Усянь почувствовал, как бешено стучит его сердце.

Цзинь Гуанъяо!

Все люди, беспрерывной вереницей тянущиеся по площади и повсеместно окружающие Не Минцзюэ, обладали внешностью Цзинь Гуанъяо!

Не Минцзюэ уже поразило искажение Ци!

Сознание его спуталось, и в голове осталась лишь одна мысль: убить, убить, он должен убить, убить, убить Цзинь Гуанъяо. Не Минцзюэ нападал на любого, попадающегося ему на глаза, и вскоре пронзительные крики заполонили всю площадь. Неожиданно Вэй Усянь услышал истошный вопль:

— Брат!

Не Минцзюэ вздрогнул и, несколько придя в себя, обернулся. В беспорядочном месиве размытых лиц Цзинь Гуанъяо он наконец-то разглядел иные черты.

Зажав рану на руке, Не Хуайсан изо всех сил пытался доковылять до Не Минцзюэ, с трудом волоча за собой ногу. Увидев, что тот замер на месте, Не Хуайсан радостно воскликнул сквозь слёзы:

— Брат! Брат, это я, опусти саблю, это я!

Однако Не Хуайсан так и не сумел дойти до брата. Не Минцзюэ рухнул на землю.

За секунду до падения его глаза напоследок прояснились, и он увидел настоящего Цзинь Гуанъяо.

Тот стоял у выхода из галереи. На теле его не краснело ни единого пятнышка крови. Он молча наблюдал за Не Минцзюэ, и слёзы струились по его щекам.

Сияние средь снегов буйно цвело на груди Цзинь Гуанъяо, словно улыбаясь вместо своего владельца.

Внезапно Вэй Усянь услышал голос, издалека зовущий его по имени. Он был тихим и глубоким, поначалу довольно неразборчивым, словно его источник находился где-то на границе яви и химеры. Второй зов звучал уже более отчётливо и осязаемо, и Вэй Усянь даже разобрал в нём едва заметную нотку томительного беспокойства.

Третий зов громко и настойчиво зазвенел у него в ушах.

— Вэй Ин!

Вэй Усянь тут же вернулся в сознание!

Его душа всё ещё пребывала в теле бумажного человечка, прилипшего к шлему на голове Не Минцзюэ. Вэй Усянь, немного повозившись, ослабил узел, стягивающий её железными пластинами, и наружу показался широко распахнутый глаз, налитый кровью от ярости.

Отведённый ему срок стремительно истекал: Вэй Усянь должен немедленно возвращаться в своё физическое тело!

Бумажный человечек взмахнул руками, будто мотылёк — крыльями, и спланировал вниз. Однако, едва Вэй Усянь миновал штору, скрывающую голову на полке, как тут же увидел силуэт, прячущийся в полумраке потайной комнаты. Цзинь Гуанъяо слегка улыбнулся и, не говоря ни слова, извлёк из-за пояса гибкий меч. Это было прославленное оружие Цзинь Гуанъяо – Хэньшен.

Когда Цзинь Гуанъяо работал под прикрытием и служил Вэнь Жоханю, он часто носил этот меч опоясанным вокруг талии и пускал в дело в различные опасные моменты, наматывая его на руку. На первый взгляд Хэньшен казался слишком гибким, а его удары – чересчур тягучими, но на самом деле меч бил точно в цель, пока жертва не понимала, что происходит. Когда лезвие обвивалось вокруг руки Цзинь Гуанъяо, он питал его особенными духовными силами, и враг вмиг оказывался расщепленным на части оружием, выглядящим безобидно, словно потоки весеннего ручья. В своё время он раздробил немало прославленных мечей в кучу железных стружек. Сейчас лезвие Хэньшена извивалось подобно серебристой змее, пытающейся во что бы то ни стало укусить бумажного человечка. Замешкайся Вэй Усянь хоть на секунду — и её ядовитые клыки вопьются в тонкую фигурку!

Бумажный человек проворно хлопал рукавами, мечась во все стороны и уклоняясь от атак. Но, в конце концов, Вэй Усянь находился не в своём теле, и Хэньшен просвистывал всё ближе и ближе к нему. Если так будет продолжаться и дальше, острие непременно пронзит Вэй Усяня насквозь!

Неожиданно в поле его зрения попал меч, спокойно лежащий в стенной деревянной нише. Его уже давно не натирали до блеска, поэтому и сам меч, и вся полка скрывались под слоем пыли.

Оружие оказалось не чем иным, как прошлым мечом Вэй Усяня – Суйбянем!

Бумажный человечек стремглав спланировал к нише и силой напрыгнул на рукоять Суйбяня. Меч тут же подчинился его приказу и со звоном дёрнулся вперёд!

Суйбянь вылетел из ножен и скрестился с причудливым вихрем Хэньшена. В глазах Цзинь Гуанъяо промелькнула тень потрясения, впрочем, он в мгновение ока овладел собой и ловко вскинул правую руку запястьем вверх. Хэньшен, подобно виноградной лозе, оплёл негнущееся белое лезвие Суйбяня, и Цзинь Гуанъяо отпустил его, оставив мечи сражаться сами по себе. Левой рукой он попутно запустил в бумажного человечка талисманом, который загорелся в воздухе, вспыхнув яркими языками пламени. Вэй Усянь почувствовал, как к нему несётся обжигающая волна огня, и, воспользовавшись на миг ослепившими Цзинь Гуанъяо искрами, высекаемыми мечами над их головами, отчаянно замахал рукавами и вылетел из комнаты!

Время пребывания в бумажной форме подходило к концу, и Вэй Усянь больше не пытался укрыться, торопливо паря к гостевым покоям. К счастью, Лань Ванцзи как раз в этот момент распахнул дверь, и бумажный человечек со всего размаха влепился ему в лицо.

Вэй Усянь намертво приклеился к Лань Ванцзи, закрыв глаза мужчины своими широкими рукавами. Его бумажное тельце будто бы слегка подрагивало. Лань Ванцзи позволил Вэй Усяню немного потрястись у себя на лице, а затем аккуратно спустил его вниз.

Вскоре его душа благополучно вернулась в свою физическую оболочку. Вэй Усянь тут же с шумом втянул в себя воздух, затем поднял голову, открыл глаза и внезапно встал с кровати. Тем не менее, он никак не ожидал, что тело всё ещё не вышло из состояния оцепенения: голова его закружилась, и Вэй Усянь, качнувшись, едва не завалился вперёд. Лань Ванцзи поспешно поймал его в свои объятия. Вэй Усянь снова попытался поднять голову, однако на этот раз пребольно врезался макушкой в нижнюю челюсть Лань Ванцзи. Мужчины в унисон охнули. Вэй Усянь немедленно принялся растирать ушибленное место, свободной рукой дотянувшись до подбородка Лань Ванцзи:

— Ай! Прости. Лань Чжань, ты в порядке?

Лань Ванцзи позволил пару секунд погладить свой подбородок, затем мягко убрал его руку и покачал головой. Вэй Усянь потянул Лань Ванцзи за собой:

— Идём!

Тот, не задавая лишних вопросов, молча последовал за Вэй Усянем и уже в дверях спросил:

— Куда?

Вэй Усянь ответил:

— Благоуханный Дворец! Бронзовое зеркало в одних из его покоев – вход в потайную комнату. Жена Цзинь Гуанъяо выведала кое-какие из его секретов, поэтому он утащил её внутрь. Думаю, она до сих пор там! Вместе с головой Чифэн-цзуня!

Цзинь Гуанъяо наверняка вновь укрепит печать на голове Не Минцзюэ и укроет её в другом месте. Однако даже если ему удастся избавиться от головы, Цинь Су, свою жену, он спрятать не сумеет! В конце концов, она являлась хозяйкой Башни Золотого Карпа и ещё совсем недавно присутствовала на пиршестве. Столь достопочтенная и значимая фигура не могла раствориться в никуда, не возбудив дополнительных подозрений. Сейчас Вэй Усянь и Лань Ванцзи должны не упустить шанс и со всех ног бежать в потайную комнату, лишив Цзинь Гуанъяо возможности наплести новой паутины лжи или закрыть рот Цинь Су!

Они неудержимо мчались к Благоуханному Дворцу, ногами отпихивая всех, кто пытался встать у них на пути. Цзинь Гуанъяо приучил адептов, охраняющих его покои, всегда оставаться крайне бдительными. Едва завидев нарушителя, дозорные поднимали тревогу, чтобы в случае, если их собственных сил недоставало для защиты Дворца, предупредить его хозяина. Однако порой на всякого мудреца довольно простоты. Так вышло и теперь: чем громче адепты били в колокола, тем более в невыгодном положении оказывался Цзинь Гуанъяо. Сегодня под крышей Башни Золотого Карпа собралось несчётное множество орденов и кланов, и, помимо оповещения Цзинь Гуанъяо, шум и гам также привлекал всех гостей!

Первым их настиг Цзинь Лин с обнажённым мечом в руке и удивлённо спросил:

— Что вы здесь делаете?

Пока он говорил, Лань Ванцзи уже поднялся на три ступени по лестнице, ведущей к Дворцу, на ходу вынимая меч из ножен. Цзинь Лин насторожился:

— Это спальня моего дяди. Вы заблудились? Нет, вы намеренно пытается вторгнуться в его покои, верно? Что вам надо?

К ним со всех сторон подтягивались заклинатели, ночующие в Башне Золотого Карпа. То тут, то там раздавались озадаченные возгласы:

— Что случилось?

— Кто поднял такой галдёж?

— Мы в Благоуханном Дворце. Не думаю, что нам стоит здесь находиться…

— Я лишь услышал сигнал тревоги…

Заклинатели хмурились и беспокойно вертели головами. Тем временем из Дворца не доносилось ни звука, и Вэй Усянь, не мудрствуя лукаво, постучал в дверь:

— Глава Ордена Цзинь? Верховный Заклинатель?

Цзинь Лин сердито воскликнул:

— Да что тебе надо, в конце-то концов! Всех переполошил и вынудил притащиться сюда! Это спальня моего дяди, понимаешь ты или нет?! Спальня! Разве я не говорил тебе…

Тут подошёл Лань Сичэнь, и Лань Ванцзи безмолвно взглянул на него. Едва их глаза встретились, лицо последнего на миг окаменело, а затем стало ещё более растерянным, словно Лань Сичэнь только что узнал нечто совершенно невероятное. Похоже, он наконец всё осознал.

Голова Не Минцзюэ находилась в Благоуханном Дворце.

Внезапно до их слуха долетел улыбающийся голос:

— Что такое? Неужели вы все не повеселились всласть на дневном пиршестве и желаете продолжить праздник в моих покоях?

Цзинь Гуанъяо непринуждённо вышел из толпы. Вэй Усянь обратился к нему:

— Ляньфан-цзунь, вы как раз вовремя. Приди вы чуть позже, и тогда никому не удалось бы полюбоваться на содержимое потайной комнаты Благоуханного Дворца.

Цзинь Гуанъяо несколько замешкался:

— Потайная комната?

Люди вокруг них недоверчиво косились друг на друга, не понимая, что происходит. Цзинь Гуанъяо озадаченно повторил:

— И что? Разве потайные комнаты столь редки? Наверняка у каждого ордена есть свой тайник, доверху забитый всякими сокровищами, ведь так?

Лань Ванцзи вознамерился ответить ему, но тут вмешался Лань Сичэнь:

— А-Яо, не мог бы ты впустить нас и показать свою потайную комнату?

Цзинь Гуанъяо, казалось, нашёл его просьбу одновременно странной и обременительной:

— Брат, но ведь потайная комната так и называется, потому что в ней хранят вещи, скрытые от посторонних глаз. Ты же так внезапно просишь меня открыть её. Это как-то…

За столь короткий период времени Цзинь Гуанъяо никак не успел бы перенести Цинь Су в другое место и остаться незамеченным, а Талисман Перемещения должен был использоваться самим человеком. Однако, судя по нынешнему состоянию Цинь Су, она не обладала ни достаточным количеством духовных сил, ни желанием пускать Талисман в ход. Следовательно, сейчас Цинь Су находилась внутри, и нигде больше.

Живая или мёртвая. Впрочем, её обнаружение в любом случае погубит Цзинь Гуанъяо.

Цзинь Гуанъяо отчаянно хватался за соломинку, сочиняя всё новые и новые отговорки, однако внешне он сохранял прежнее спокойствие. Но на его беду, чем сильнее он отнекивался, тем твёрже звучал Лань Сичэнь:

— Открывай.

Цзинь Гуанъяо пристально посмотрел на него и неожиданно расплылся в улыбке:

— Ну уж если мой старший брат приказывает мне, то я должен немедленно подчиниться и впустить вас!

Он подошёл двери, взмахнул рукой, и та тотчас же распахнулась. В толпе раздался холодный голос:

— Говорят, в Ордене Гусу Лань превыше всего ценят правила приличия. Однако, похоже, слухи – всего лишь слухи. Вломиться во внутренние покои главы ордена – это и впрямь верх приличия.

Сегодня днём, когда Вэй Усянь стоял с Лань Ванцзи на площади, он услышал, как адепты Ордена Ланьлин Цзинь с большим почтением приветствовали этого человека, обращаясь к нему «глава Ордена Су». Говорящий был главой процветающего в последние годы Ордена Молин Су по имени Су Шэ, одетый в белые облачения. Его узкие глаза, тонкие брови и плотно сжатые губы позволяли описать Су Шэ как красивого, но несколько высокомерного мужчину. На первый взгляд его внешность и стать представлялись приятными, но всё же второй раз на Су Шэ смотреть не хотелось.

Цзинь Гуанъяо прервал его:

— Хватит, хватит. В той комнате всё равно нет ничего такого, чего бы я устыдился.

Он говорил с надлежащей творящемуся вокруг интонацией: слушатели могли подумать, что Цзинь Гуанъяо ведёт себя достойно и проявляет терпение, но в то же время в тоне его проскальзывала лёгкая неловкость. Цзинь Лин следовал за ним, возмущённый бесцеремонным вторжением в спальню его дяди, и по пути не преминул одарить Вэй Усяня парой свирепых взглядов.

Цзинь Гуанъяо повторил:

— Вы желаете взглянуть на мою потайную комнату?

Он приложил руку к бронзовому зеркалу, нарисовал на его поверхности несколько размашистых знаков и первым ступил внутрь. Вэй Усянь, не отставая от него ни шаг, также вошёл в сокровищницу и увидел исписанную заклинаниями штору, скрывающую полку, увидел железный стол, на котором удобно расчленять трупы.

Еще он увидел Цинь Су.

Она стояла у стола, повернувшись спиной к вошедшим. Лань Сичэнь немного удивился:

— Почему мадам Цзинь здесь?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Все наши владения – общие, поэтому А-Су порой приходит сюда и любуется сокровищами.

Заметив Цинь Су, Вэй Усянь также поразился и подумал: «Выходит, Цзинь Гуанъяо не спрятал её или не убил? Неужели он не боится, что Цинь Су может проговориться?»

Он, не успокоившись, обошёл женщину со стороны и внимательно всмотрелся в её лицо. Однако Цинь Су была не только жива, но и выглядела вполне здорово и совершенно обычно. Впрочем, вид она имела довольно отсутствующий, но, тем не менее, Вэй Усянь наверняка знал, что Цинь Су не находилась под действием какого-либо заклятия или яда. Она ясно осознавала, что с ней происходит.

Но чем более ясным казался её рассудок, тем страннее становилась вся ситуация. Вэй Усянь своими собственными глазами наблюдал бурные эмоции Цинь Су и её отчаянное сопротивление Цзинь Гуанъяо. Как же ему удалось договориться с женой в столь короткий срок и заставить её замолчать?

В душе Вэй Усяня росло недоброе предчувствие, всё сильнее укрепляя его в мысли, что, вопреки их чаяниям, их всех ожидает отнюдь не благополучный исход. Он прошёл к деревянной полке и быстрым движением поднял штору.

За ней не обнаружилось ни шлема, ни, разумеется, головы. На полке лежал один лишь кинжал.

Кинжал отливал плотным холодным блеском, вея сильнейшей жаждой убийства. Лань Сичэнь также уже некоторое время не сводил глаз со шторы, но всё никак не мог решиться открыть её. Увидев, что на полке находилось вовсе не то, что он представлял, он словно вздохнул с облегчением:

— Что это?

— Это, — Цзинь Гуанъяо подошёл к стене и, взяв кинжал в руки, принялся крутить его между пальцев, — вещица необычайной редкости. Когда-то этот кинжал принадлежал одному наёмному убийце, и тот с его помощью умертвил несметное количество людей. Оружие и по сей день остаётся чрезвычайно острым, а если внимательно вглядеться в его лезвие, то внутри можно заметить отражение, но не своё собственное. Иногда в кинжале показывается мужчина, иногда женщина, иногда старик или старуха. Все эти тени – духи тех, кто погиб от руки того убийцы. Его тёмная энергия слишком мощна, поэтому я скрыл кинжал за шторой с заклинаниями, надёжно запечатав.

Лань Сичэнь нахмурился:

— Должно быть, что он…

Цзинь Гуанъяо невозмутимо ответил:

— Верно. Он принадлежал Вэнь Жоханю.

Цзинь Гуанъяо и впрямь проявлял удивительную сообразительность. Он понимал, что рано или поздно кто-то может обнаружить его потайную комнату, поэтому, помимо головы Не Минцзюэ, поместил сюда и иные ценности: мечи, талисманы, древние каменные стелы и прочее оружие заклинателей – редкостей здесь хватало с лихвой. Потайная комната Цзинь Гуанъяо и в самом деле выглядела обычной сокровищницей, а кинжал, спрятанный на полке, в полном соответствии с его словами, являлся диковинкой, пышущей затаённой злобой. Многие ордены, потакая своим пристрастиям, истово коллекционировали у себя подобные предметы, и, разумеется, все понимали, зачем Цзинь Гуанъяо хранил у себя военный трофей, доставшийся ему после убийства главы Ордена Цишань Вэнь.

Присутствующие ничем не выразили своего недоумения.

Цинь Су стояла подле Цзинь Гуанъяо и наблюдала, как её муж поигрывает кинжалом. Внезапно она протянула руку и выхватила оружие у него из рук!

Цинь Су задрожала всем телом, а лицо её перекосилось от нахлынувших чувств. Никому из собравшихся не удавалось разгадать эмоций женщины, но Вэй Усянь тут же опознал их, потому что видел её ссору с Цзинь Гуанъяо.

Страдание, гнев, позор!

Улыбка застыла на губах Цзинь Гуанъяо:

— А-Су?

Лань Ванцзи и Вэй Усянь одновременно потянулись за кинжалом, но тот, яркой вспышкой сверкнув в воздухе, молниеносно утонул в животе Цинь Су по самую рукоять.

Цзинь Гуанъяо завопил:

— А-Су!

Он бросился вперёд и подхватил обмякшее тело Цинь Су. Лань Сичэнь спешно выудил из рукавов снадобье. Однако кинжал обладал не только чрезвычайной остротой, но и мощнейшей тёмной энергией – Цинь Су скончалась в мгновение ока!

Никто не ожидал подобного развития события: все ошарашенно замерли на месте. Цзинь Гуанъяо с широко распахнутыми глазами в глубочайшей скорби повторял имя жены, нежно поглаживая её лицо. По щекам его струился нескончаемый поток слёз. Лань Сичэнь заговорил первым:

— А-Яо, мадам Цзинь… прими мои соболезнования.

Цзинь Гуанъяо поднял на него взгляд:

— Брат, да что же такое происходит?! Почему А-Су столь внезапно покончила с собой? И почему вы все собрались перед Благоуханным Дворцом и потребовали открыть мою сокровищницу? Есть что-то, о чём ты не поведал мне?

Цзян Чэн, прибывший позже остальных, холодно произнёс:

— Цзэу-цзюнь, прошу вас объяснить, в чём дело. Мы все весьма озадачены.

Собравшиеся наперебой вторили ему, и Лань Сичэню пришлось начать свой рассказ:

— Недавно несколько учеников Ордена Гусу Лань отправились на ночную охоту. Когда они проходили деревню Мо, на них напала левая рука, принадлежащая расчленённому мертвецу. Её затаённая злоба и жажда убийства достигали крайних пределов возможного. Ванцзи последовал направлению, указанному рукой, и вскоре собрал все части трупа. И тогда мы обнаружили, что тем расчленённым мертвецом оказался… наш старший брат.

Все присутствующие, как в потайной комнате, так и за её пределами, одновременно загалдели!

Цзинь Гуанъяо пришёл в полнейшее смятение:

— Старший брат? Но разве тело нашего брата не предали земле? Мы с тобой видели это своими собственными глазами!

Не Хуайсан решил, что он, должно быть, ослышался, и сбивчиво протараторил:

— Старший брат? Брат Сичэнь? Ты говоришь о моём старшем брате? И о своём тоже???

Лань Сичэнь тяжело кивнул в ответ. Зрачки Не Хуайсана закатились за верхние веки, и он с грохотом завалился навзничь. Вокруг него раздались торопливые крики.

— Глава Ордена Не, глава Ордена Не!»

— Позовите лекаря!

В глазах Цзинь Гуанъяо по-прежнему стояли слёзы, но теперь, похоже, они покраснели от ярости. Он сжал руки в кулаки, горько и негодующе воскликнув:

— Расчленённый… Расчленённый! Кто, во имя Небес, отважился на столь бесчеловечное деяние?!

Лань Сичэнь покачал головой:

— Мне неизвестно. Сейчас мы находимся в поиске головы, но у нас не осталось никаких зацепок.

Цзинь Гуанъяо замер, словно, наконец-то, догадался, что происходит:

— У вас не осталось зацепок… поэтому вы пришли обыскать меня?

Лань Сичэнь хранил молчание. Цзинь Гуанъяо, казалось, никак не мог поверить услышанному. Он повторил:

— Вы просили открыть потайную комнату, потому что подозревали, что… я держу у себя голову брата?

По лицу Лань Сичэня пробежала тень стыда.

Цзинь Гуанъяо поник головой, прижимая к себе мёртвое тело Цинь Су. Немного погодя он добавил:

— Ладно. Забудем об этом. Но, брат, откуда Ханьгуан-цзюнь узнал, что сокровищница находится в моих внутренних покоях? И почему он решил, что голова брата спрятана именно в этой комнате? Ведь Башня Золотого Карпа весьма хорошо охраняется. К тому же, если бы это было и впрямь моих рук дело, разве позволил бы я вот так просто обнаружить его голову?

Лань Сичэнь не сумел предложить ему подходящего объяснения. И не он один попал в затруднительное положение, Вэй Усянь также не знал, что ответить Цзинь Гуанъяо. Кто бы мог подумать, что за столь короткий период времени Цзинь Гуанъяо не только перенесёт голову в другое место, но и каким-то образом подтолкнёт Цинь Су совершить самоубийство у всех на глазах?!

Пока в голове Вэй Усяня метались подобные мысли, Цзинь Гуанъяо вдруг со вздохом обратился к нему:

— Сюаньюй, это ты надоумил моего брата и всех остальных? Какой прок прибегать к обману, который так легко изобличить?

Глава какого-то ордена спросил:

— Ляньфан-цзунь, о ком вы ведёте речь?

Кто-то холодно заметил:

— О ком? Разумеется, о том, кто стоит подле Ханьгуан-цзюня.

Все разом повернулись к говорящему. Им вновь оказался Су Шэ. Он продолжил:

— Те, кто не входит в состав Ордена Ланьлин Цзинь, вероятно, не слышали об этом человеке. Его зовут Мо Сюаньюй, и когда-то он тоже являлся адептом Ордена Ланьлин Цзинь. Однако, из-за недостойного поведения, а точнее, из-за преследования Ланьфан-цзуня, его с позором изгнали из Башни Золотого Карпа. Теперь же, если верить людской молве, Мо Сюаньюй заслужил доверие Ханьгуан-цзюня и даже повсюду сопровождает его в странствиях. Почему вдруг Ханьгуан-цзюнь, известный своей добродетелью и благовоспитанностью, оставил при себе подобного человека? Вот что действительно трудно понять.

Услышав его речи, Цзинь Лин тут же помрачнел. Толпа продолжала гудеть разговорами. Цзинь Гуанъяо опустил тело Цинь Су на пол, медленно поднялся, и сжав рукоять Хэньшена, приблизился к Вэй Усяню:

— Я не буду вспоминать обиды прошлого, но сейчас прошу тебя честно признаться. Неожиданное самоубийство А-Су… Это часть твоего хитроумного плана?

Цзинь Гуанъяо и в самом деле лгал с крайним бесстыдством и с крайним упоением! Все присутствующие немедленно заключили, что Мо Сюаньюй, очевидно, лелея в душе старую ненависть к Ляньфан-цзуню, оклеветал его и каким-то образом поспособствовал самоубийству мадам Цзинь. Даже сам Вэй Усянь был не в силах придумать слов оправдания. Да и что он мог сказать? Что он видел голову Не Минцзюэ? Что он украдкой проник в потайную комнату? Упомянуть о человеке, с которым перед смертью встречалась Цинь Су? Или о странном письме, которое проще простого объявить простым оговором и выдумкой? Подобные оправдания лишь набросят на него ещё большую тень! Вэй Усянь лихорадочно соображал, как поступить, а Хэньшен, тем временем, уже обнажился. Лань Ванцзи тут же закрыл его своим телом, а Бичэнь парировал удар.

Прочие заклинатели также принялись обнажать мечи. В его сторону полетели ещё два клинка. Вэй Усянь же по-прежнему оставался безоружным и потому неспособным защищаться. Но тут, по счастливой случайности, на глаза ему попался Суйбянь, лежащий на деревянном шкафу. Вэй Усянь тотчас же схватил его и вынул из ножен!

Лицо Цзинь Гуанъяо окаменело, и он громко выкрикнул:

— Это Старейшина Илин!

В мгновение ока острия мечей всех адептов Ордена Ланьлин Цзинь направились на него. В том числе, меч Цзинь Лина!

Вэй Усянь, раскрытый столь неожиданным образом, не отрываясь смотрел на беспорядочную сумятицу чувств на лице Цзинь Лина. Он по-прежнему сжимал в руке Суйбянь, пребывая в абсолютном замешательстве. Цзинь Гуанъяо заговорил:

— Ваше возращение в этот мир и появление на моём пиршестве — большая честь для всех нас, Старейшина Илин. Покорнейше прошу простить отсутствие надлежащего приёма.

Вэй Усянь всё ещё оставался в неведении, не имея ни малейшего представления, чем он себя выдал. Не Хуайсан путанно пробормотал:

— Брат? Как ты его назвал? Разве это не Мо Сюаньюй?

Цзинь Гуанъяо нацелился Хэньшенем на Вэй Усяня:

— Хуайсан, А-Лин, подойдите ко мне. Всем быть предельно осторожными. Он извлёк этот меч из ножен, а, значит, наверняка является Старейшиной Илин, Вэй Усянем!

Из-за того, что люди чувствовали себя неловко, произнося имя меча Вэй Усяня, в разговоре все обычно называли его «этот меч», «тот меч», «его меч» и так далее. Слова «Старейшина Илин» пробудили в присутствующих даже больший страх, чем вести о расчленении Чифэн-цзуня, и даже те, кто поначалу не намеревался сражаться с Вэй Усянем, невольно обнажили мечи, взяв в кольцо ту часть потайной комнаты, где он стоял. Вэй Усянь окинул взором плотный забор из вихрей мечей, сохраняя спокойствие и невозмутимость.

Хуайсан сказал:

— Неужели тот, кто обнажил этот меч, обязательно должен быть Старейшиной Илин? Братья, Ханьгуан-цзюнь, кажется, здесь произошло какое-то недоразумение, да?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Никаких недоразумений. Это точно Вэй Усянь.

Цзинь Лин внезапно выкрикнул:

— Стойте! Дядя, стой! М-мой старший дядя ударил его Цзыдянем на горе Дафань! И его душа не вылетела прочь, а, значит, это тело никто не захватывал! Получается, он не Вэй Усянь, правда?!

Цзян Чэн стоял мрачнее тучи. Он хранил молчание, сжимая рукоять своего меча, и словно раздумывал, как поступить дальше. Цзинь Гуанъяо спросил:

— Гора Дафань? Верно. А-Лин, ты напомнил мне о том, что случилось на горе Дафань. Это ведь он призвал Вэнь Нина?

Поняв, что его слова не только ничего не доказали, но и были изящно опровергнуты, Цзинь Лин посерел. Цзинь Гуанъяо продолжил:

— Позвольте просветить вас, мои достопочтенные гости. Когда Мо Сюаньюй находился в Башне Золотого Карпа, он увидел у меня копию рукописи Старейшины Илин. В ней описывался ритуал тёмного искусства, так называемое «добровольное пожертвование». Заплатив своим телом и душой, заклинатель может призвать могущественного духа, который совершит возмездие вместо него. Глава Ордена Цзян не смог бы ничего проверить, нанеси он хоть сотню ударов Цзыдянем. Владелец этого тела сам его пожертвовал. Это не считается насильственным захватом!

Его объяснение звучало разумно и вполне справедливо. Когда Мо Сюаньюя вышвырнули из Башни Золотого Карпа, в сердце его зародилась ненависть. Одержимый жаждой расплаты, он припомнил ритуал, чьё описание видел когда-то в рукописи, и попросил злого духа снизойти на землю, тем самым призвав Старейшину Илин. Все свои последующие поступки Вэй Усянь совершал, ведомый местью за Мо Сюаньюя. Наверняка и расчленение тела Чифэн-цзуня тоже его рук дело. Проще говоря, пока истинная подоплёка всей истории не установлена, наиболее вероятным представляется то, что всё происходящее – часть коварного плана Старейшины Илин!

Тем не менее, некоторые заклинатели до сих пор сомневались:

— Но поскольку доказать добровольное жертвоприношение тела в процессе ритуала никак нельзя, то, исходя из ваших слов, Ляньфан-цзунь, мы не можем ничего утверждать с полной уверенностью.

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Верно, доказать жертвоприношение тела нельзя. Но зато можно доказать, что этот человек – не кто иной, как Старейшина Илин. Когда против него обратились его собственные призрачные солдаты и раскрошили в пыль его плоть на вершине горы Луаньцзан, Орден Ланьлин Цзинь забрал это оружие в качестве военного трофея. Однако вскоре меч запечатался сам по себе.

Вэй Усянь удивлённо подумал: «Запечатался сам по себе?»

Дурное предчувствие нарастало в его груди. Цзинь Гуанъяо продолжил:

— Думаю, мне не стоит подробно объяснять, как оружие заклинателя может запечататься. У этого меча есть душа, и он не позволяет никому, помимо Вэй Усяня, использовать себя, поэтому отказывается выходить из ножен. Лишь Старейшине Илин по силам обнажить его. Но только что, на наших глазах, «Мо Сюаньюй» вынул из ножен меч, который был запечатан на протяжении тринадцати лет!

Не успел он закончить своей речи, как на Вэй Усяня уже полетели дюжины вихрей мечей.

Лань Ванцзи отбил их все. Бичэнь отбросил несколько людей в сторону, расчищая Вэй Усяню путь. Лань Сичэнь воскликнул:

— Ванцзи!

Несколько глав орденов, поваленные с ног холодной энергией Бичэня, возмущённо заклокотали:

— Ханьгуан-цзюнь! Ты…

Вэй Усянь не стал тратить драгоценные секунды на бесполезные слова. Опершись рукой о подоконник, он выпрыгнул на улицу, легко приземлился на ноги, принялся бежать во весь опор, на ходу размышляя: «Когда Цзинь Гуанъяо увидел странного бумажного человечка и обнажившийся Суйбянь, то, должно быть, сразу же догадался, кто я такой. Он тут же наплёл паутину лжи, придумал, как довести Цинь Су до самоубийства, а затем заманил меня в комнату со шкафом, где лежал Суйбянь, чтобы я обнажил его, тем самым раскрыв себя на глазах у всех. Ужас, несомненный ужас. Мне и в голову не пришло, что Цзинь Гуанъяо столь быстро соображает и столь складно врёт!»

Тут он вдруг услышал шаги за своей спиной. К счастью, преследователем оказался Лань Ванцзи, молча бегущий за ним. Вэй Усянь издавна пользовался дурной славой, поэтому не впервые попадал в подобную ситуацию. Однако образ его мышления в нынешней жизни разнился с его прошлым мировоззрением: Вэй Усянь уже спокойно и умело противостоял обстоятельствам такого рода. Для начала ему нужно скрыться, а затем в ближайшие несколько дней ждать подходящего момента для ответного удара. И он не станет бросаться в атаку, если этого момента пока не представится. А попытки сейчас доказать свою невиновность вызвали бы смех даже у самого Вэй Усяня. Если бы он решил остаться в потайной комнате, то всё, чего бы добился, – это сотен мечей, вонзённых в его тело. Все незыблемо верили, что однажды Старейшина Илин, в безумной ярости истребивший несметное множество кланов, вернётся в этот мир в поисках возмездия. Ни один человек не стал бы слушать его оправданий, особенно когда на горизонте маячил Цзинь Гуанъяо, подливающий масло в огонь. Но Лань Ванцзи – совсем другое дело. Он даже не должен будет ничего объяснять, напротив, это ему добрые люди объяснят, как ловко злокозненный Старейшина Илин обманул Ханьгуан-цзюня.

Вэй Усянь воскликнул:

— Ханьгуан-цзюнь, тебе не стоит идти за мной!

Лань Ванцзи смотрел прямо перед собой, не говоря ни слова в ответ. За их спинами постепенно нарастали воинственные крики заклинателей, призывающие к убийству. В суматохе Вэй Усянь ещё раз повторил:

— Ты действительно хочешь пойти со мной? Подумай, как следует. За этими дверями твоё доброе имя будет уничтожено!

Мужчины уже сбежали вниз по лестнице Башни Золотого Карпа. Лань Ванцзи неожиданно схватил его за запястье, словно намереваясь что-то сказать. Однако в ту же секунду перед ними промелькнула белая вспышка: Цзинь Лин преградил им путь своим мечом.

Увидев, что это был Цзинь Лин, Вэй Усянь с облегчением выдохнул. Мужчины попытались обойти юношу, но Цзинь Лин взмахнул мечом, снова не пропуская их:

— Ты Вэй Ин?!

Лицо его выражало чрезвычайно путаную бурю чувств: и гнев, и ненависть, и сомнение, и нерешительность, и душевную боль. Он выкрикнул вновь:

— Ты и в самом деле Вэй Ин, Вэй Усянь?

Видя его состояние и слушая его голос, наполненный страданием в гораздо большей степени, чем ненавистью, Вэй Усянь ощутил, как сердце его дрогнуло. Однако сейчас лишь пара мгновений отделяла их от жаждущей крови толпы: Вэй Усянь просто-напросто не мог долее оставаться с Цзинь Лином. Он стиснул зубы и попытался обогнуть юношу в третий раз. Внезапно внутренности его опалил холод. Вэй Усянь опустил взгляд вниз и увидел, что Цзинь Лин уже вытащил когда-то белоснежное, но ставшее теперь красным от крови лезвие из его живота.

Он не ожидал, что Цзинь Лин всерьёз пустит в ход меч.

В голове Вэй Усяня успела пронестись мысль: «Он мог бы восхищаться и подражать кому угодно, но, как назло, решил последовать по стопам своего дяди Цзян Чэна. Они даже меч вонзают в одно и то же место».

Все последующие события Вэй Усянь помнил смутно. Кажется, он пытался защищаться, но затем перед глазами всё поплыло. Шум, гам и людской топот ещё некоторое время стояли в ушах Вэй Усяня. Кто-то толкался, кто-то тормошил его, лязг оружия и непрекращающиеся вспышки светлой энергии сыпались со всех сторон. Вэй Усянь не знал, сколько продолжалось это безумие, но когда он кое-как разлепил свинцовые веки, то уже висел на спине Лань Ванцзи, парившего на Бичэне. Брызги алой крови немного запачкали его белоснежные щеки.

По правде говоря, рана в животе Вэй Усяня болела не слишком сильно, но тем не менее, она по-прежнему являлась не чем иным, как дырой в теле. Поначалу Вэй Усянь держался так, словно ему все нипочём, но, похоже, в прошлом это тело нечасто ранили. Кровь всё сочилась и сочилась, и Вэй Усянь невольно чувствовал головокружение, будучи не в силах ничего с этим поделать.

Он позвал Лань Ванцзи:

— Лань Чжань…

Лань Ванцзи дышал не ровно и спокойно, как обычно, а даже несколько учащённо. Причиной тому, скорее всего, служил, торопливый и длительный бег, а также отражение всех атак одновременно с бессознательным Вэй Усянем за спиной.

Тем не менее, тон его голоса звучал твёрдо и надёжно, как всегда. Лишь один короткий звук:

— Мгм.

После «мгм» он добавил:

— Я рядом.

Услышав эти слова, Вэй Усянь неожиданно ощутил, как в сердце распускается доселе невиданное чувство. Что-то вроде тоски. В груди его защемило, но в тоже время стало немного теплее.

Он всё ещё помнил, как когда-то давно Лань Ванцзи за тысячу вёрст пришёл в Цзянлин, чтобы поддержать его в бою. Но Вэй Усянь совсем не оценил его доброты. Тогда они до хрипоты спорили по разным причинам и часто расходились недовольными друг другом.

Однако Вэй Усянь никак не думал, что когда все в страхе будут заискивать перед ним, Лань Ванцзи осудит его прямо в лицо; когда все с ненавистью будут плеваться в его сторону, Лань Ванцзи встанет рядом.

Внезапно Вэй Усянь произнёс:

— А, теперь я вспомнил.

Лань Ванцзи спросил:

— Вспомнил что?

Вэй Усянь ответил:

— Теперь я вспомнил, Лань Чжань. Точно так же. Я… Я и в самом деле точно так же нёс тебя на спине.