Магистр дьявольского культа (Новелла) - Глава 73

Та ночь стала началом серьёзного конфликта, поднявшего высокую волну осуждения в мире заклинателей.

В полночный час в Золотом Павильоне Башни Золотого Карпа по своим местам расселись главы больших и малых кланов, всего около пятидесяти человек. На почётном месте восседал Цзинь Гуаншань. Цзинь Цзысюань находился за пределами ордена; Цзинь Цзысюнь не обладал статусом, достаточным для приглашения на данное собрание, поэтому рядом с отцом стоял лишь Цзинь Гуанъяо, всем видом выражая почтение. Первый ряд занимали Не Минцзюэ, Цзян Чэн, Лань Сичэнь, Лань Ванцзи, а также другие главы кланов и прославленные заклинатели высшего статуса. Их лица выражали предельную серьёзность. Далее расположились более низкие по статусу заклинатели. Все они словно собрались для противостояния серьёзному врагу. Время от времени слышались шепотки «Я знал, что так будет», «Рано или поздно это должно было случиться», «Посмотрим, что они теперь собираются делать».

Мишенью взволнованных взглядов оказался Цзян Чэн, сидящий в первом ряду. Лицо его будто скрывали чёрные тучи. Так же, как и остальные, он слушал речи Цзинь Гуаоъяо, который вещал почтительным и мягким тоном:

— …Убиты четверо надзирателей, около пятидесяти адептов Ордена Цишань Вэнь сбежали. Вэй Усянь направился с ними на гору Луаньцзан, после чего призвал несколько сотен лютых мертвецов охранять доступ к горе, не пропуская никого наверх. Наши люди до сих пор не смогли продвинуться ни на шаг.

После этих слов в Золотом Павильоне воцарилась тишина.

Спустя несколько минут молчания заговорил Цзян Чэн:

— Это действительно вопиющий поступок. Я приношу извинения Главе Ордена Цзинь от его имени. Если есть способ возместить ущерб, прошу, говорите, я непременно сделаю всё от меня зависящее.

Однако Цзинь Гуаншаню требовались отнюдь не извинения и возмещение ущерба. Он произнёс:

— Глава Ордена Цзян, изначально из уважения к вам Орден Ланьлин Цзинь не стал бы требовать большего. Однако не все из тех надзирателей являлись подчинёнными моего ордена, среди них находились и несколько адептов иных кланов. И это уже…

Цзян Чэн нахмурился сильнее, потёр непрестанно пульсирующую жилку на виске, беззвучно вдохнул и ответил:

— …Я приношу извинения главам пострадавших кланов. Уважаемые господа, вам кое-что неизвестно. Того заклинателя, которого намеревался спасти Вэй Усянь, зовут Вэнь Нин. Он и его сестра, Вэнь Цин, когда-то помогли нам во время Аннигиляции Солнца. Поэтому…

Не Минцзюэ перебил его:

— Что значит — помогли? Разве это не Орден Цишань Вэнь омыл кровью и едва не истребил Орден Юньмэн Цзян?

Все эти годы Цзян Чэн ежедневно занимался делами ордена вплоть до поздней ночи и лишь сегодня собрался пойти спать пораньше. Но подобная удару грома новость заставила его посреди ночи поспешить в Башню Золотого Карпа. Усталость и так уже наложилась на подавленный гнев, а затем его, по характеру гордого и упрямого, вынудили принести извинения с опущенной головой перед столькими людьми. Одно это уже вызывало у Цзян Чэна немалое раздражение, а теперь, когда Не Минцзюэ упомянул истребление Ордена Юньмэн Цзян, в сердце Цзян Чэна полыхнула ненависть.

Чувство это было незаслуженно направлено не только на сидящих здесь людей, но и на Вэй Усяня тоже.

Лань Сичэнь задумчиво произнёс:

— Я в некоторой степени наслышан о славе девы Вэнь Цин, но не могу припомнить, чтобы она участвовала в каком-либо кровавом действе во время Аннигиляции Солнца.

Не Минцзюэ заметил:

— Но ведь она и не препятствовала этому.

Лань Сичэнь возразил:

— Вэнь Цин являлась одним из доверенных лиц Вэнь Жоханя, как она могла воспрепятствовать его действиям?

Не Минцзюэ холодно продолжал:

— Если она молчала, не выступая против кровавых деяний Ордена Цишань Вэнь, это всё равно что потворствовать им. Она ведь не могла, наслаждаясь жизнью во время преступного владычества Ордена Цишань Вэнь, тешить себя иллюзией, что после их истребления ей не придётся платить за последствия.

Лань Сичэнь понимал, что Не Минцзюэ ненавидит псов из клана Вэнь больше остальных по причине кровной мести, кроме того, он никак не мог закрыть глаза на их преступления. Поэтому Глава Ордена Лань больше не произнёс ни слова. Зато заговорил другой глава:

— Глава Ордена Не всё верно сказал. Кроме того, раз уж Вэнь Цин являлась доверенным лицом Вэнь Жоханя, как могла она быть непричастной к его деяниям? Я не верю в это. Разве среди псов из клана Вэнь есть хоть один, чьи руки не запятнаны кровью? Может быть, он просто остался незамеченным, только и всего!

Стоило упомянуть прежнюю тиранию Ордена Цишань Вэнь, как люди поддались волнению и громко зашумели. Цзинь Гуаншань собирался обратиться к заклинателям с речью, но увидел, что ситуация не располагает к этому. Цзинь Гуанъяо заметил недовольное лицо отца и поспешил прервать волнения:

— Господа, прошу вас, нет нужды горячиться. Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить гораздо более важный вопрос. Говоря это, он сделал знак слугам подать заклинателям замороженные кусочки фруктов, дабы охладить пыл и переключить внимание. Лишь после этого шум в Золотом Павильоне постепенно стих. Пользуясь восстановившимся спокойствием, Цзинь Гуаншань заговорил:

— Глава Ордена Цзян, изначально дело касалось лишь вашего ордена, мы в него не вмешивались, соблюдая приличия. Теперь, когда всё зашло слишком далеко, мы не можем не напомнить вам кое-что о Вэй Ине.

Цзян Чэн произнёс:

— Прошу, продолжайте, Глава Ордена Цзинь.

Цзинь Гуаншань продолжил:

— Глава Ордена Цзян, Вэй Ин — ваша правая рука, вы высоко цените его, всем нам это известно. Однако относится ли он сам с таким же почтением к Главе Ордена, это уже большой вопрос. К примеру, я, будучи главой ордена, никогда не встречал подчинённого, который позволял бы себе кичиться собственными заслугами и действовать столь дерзко и сумасбродно. Вы слышали, что за слухи ходят за пределами вашего ордена? Что все военные заслуги Ордена Юньмэн Цзян во время Аннигиляции Солнца принадлежат одному лишь Вэй Усяню! Это ведь полнейший абсурд!

Последняя фраза заставила Цзян Чэна ещё больше помрачнеть. Цзинь Гуаншань покачал головой и добавил:

— На столь важном мероприятии как торжественный приём для всех кланов заклинателей он позволяет себе прямо перед вами выказывать недовольство и самовольно удаляться. А вчера решился на ещё бо́льшую наглость за вашей спиной, и, более того, посмел произнести такие слова — «я ни во что не ставлю Цзян Ваньиня как Главу Ордена!» Все присутствующие слышали это собственными ушами…

Внезапно прозвучал холодный голос:

— Нет.

Воодушевлённая речь Цзинь Гуаншаня резко прервалась. Вместе с остальными он обратился к тому, кто это произнёс.

Им оказался Лань Ванцзи, восседающий с серьёзным видом. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он добавил:

— Я не слышал от Вэй Ина подобных речей. Также я не слышал, чтобы он выразил хоть каплю непочтения по отношению к Главе Ордена Цзян.

Лань Ванцзи крайне редко разговаривал с кем-то вне своего ордена. Даже на Совете Кланов, когда все обменивались мнениями по различным проблемам, лишь в том случае, если к нему обращались с вопросами или предлагали спор, Лань Ванцзи отвечал лаконично и чётко. Каждое его слово ценилось на вес золота, но било точно в цель. Любые красноречивые аргументы, рекой льющиеся из уст остальных участников спора, безоговорочно проигрывали. Кроме подобных случаев, он почти никогда не начинал разговор первым. Поэтому удивление Цзинь Гуаншаня от того, что Лань Ванцзи его перебил, оказалось намного сильнее раздражения. Кроме того, Глава Ордена Цзинь ощутил неловкость, будучи обличённым перед всеми в искажении фактов и приукрашивании действительности. К счастью, неловкую ситуацию немедленно спас Цзинь Гуанъяо. Он удивлённо переспросил:

— Разве? Ах, в тот день молодой господин Вэй в гневе ворвался в Башню Золотого Карпа и сказал так много всего… Каждая его фраза звучала возмутительнее предыдущей. Возможно, он произнёс что-то более-менее похожее, я уже не очень хорошо помню.

Память у Цзинь Гуанъяо никак не могла быть хуже, чем у Лань Ванцзи, скорее наоборот. Поэтому Не Минцзюэ сразу понял, что тот намеренно привносит смуту, и слегка нахмурился. Цзинь Гуаншань же подхватил мысль:

— Верно. Как бы то ни было, он всем своим видом излучал заносчивость и наглость.

Один из глав подал голос:

— Если честно, я давно хотел сказать. Пускай Вэй Усянь имел кое-какие заслуги во время Аннигиляции Солнца, но приглашённых заклинателей, совершивших ещё больше подвигов, также не счесть. И я не видел, чтобы кто-то из них превозносил себя так же, как он. Говоря без прикрас, он ведь всего лишь сын слуги. Как сын слуги может позволять себе подобную дерзость?

Стоило произнести «сын слуги», и кое-кто среди заклинателей неизбежно вспомнил, что среди них присутствует также «сын шлюхи». Цзинь Гуанъяо, очевидно, заметил косые взгляды, не содержащие в себе ничего хорошего, но всё же улыбка на его губах не исчезла ни на миг, оставшись столь же идеальной. Заклинатели начали по очереди высказывать недовольство, подчиняясь всеобщему воодушевлению.

— Глава Ордена Цзинь, преследуя исключительно праведные намерения, приказал Вэй Ину выдать Тигриную Печать Преисподней, боясь, что тот не сможет контролировать её, и это приведёт к великому бедствию. А тот, сам не обладая высокой нравственностью, пытался уличить благородного человека в непристойных действиях! Думает, что все жаждут завладеть его личным артефактом? Смехотворно, ведь у каждого клана есть артефакты, с помощью которых они поддерживают собственную безопасность.

— А я с самого начала подозревал, что Путь Тьмы рано или поздно приведёт его к неприятностям, и поглядите! Сущность убийцы уже начала проявлять себя. Ради спасения горстки псов из клана Вэнь он устроил зверскую резню среди наших соратников…

Неожиданно раздался чей-то осторожный возглас:

— Но разве это можно назвать зверской резнёй?

Лань Ванцзи, который, казалось, погрузился в состояние созерцания и никого вокруг не слушал, на этот голос немедленно поднял взгляд. Говорящей оказалась миловидная девушка, стоящая рядом с главой своего клана. Стоило ей произнести фразу, которая выбивалась из общего строя, как сидящие рядом заклинатели немедленно набросились на неё:

— Что это ты имеешь в виду?

От испуга голос девушки зазвучал ещё осторожнее:

— Нет… Я ничего такого не имела в виду, не стоит реагировать столь бурно. Просто мне показалось, что слова «зверская резня» здесь не совсем подходят.

Кто-то завопил, брызжа слюной:

— Почему не подходят? С самой Аннигиляции Солнца зверство стало второй натурой Вэй Усяня, ты станешь это отрицать?

Девушка принялась старательно объяснять:

— Аннигиляция Солнца — это война, а на войне ведь каждый становится зверским убийцей, не так ли? Однако раз уж мы обсуждаем реальные факты, то мне правда кажется, что нельзя считать его зверским убийцей. Всё же у всего есть свои причины, и если те надзиратели мучили пленных, а потом убили Вэнь Нина, это не зверская резня, а месть…

Кто-то яростно выкрикнул:

— Твои рассуждения смешны! Неужели ты оправдываешь то, что он убил наших соратников? А может, ты ещё и превознесёшь это как благородный поступок?

Кто-то возмущённо фыркнул и добавил:

— Мы ещё не знаем, в самом ли деле виновны те надзиратели, ведь никто не видел этого своими глазами.

— Ага, выжившие надзиратели утверждают, что не мучили пленных, а Вэнь Нин сам упал со скалы по неосторожности. Они же, придерживаясь благих намерений, ещё и похоронили его труп. Кто бы знал, какую плату они получат за свою доброту. Вот уж действительно сердце от такого холодеет!

Девушка ответила:

— Наверное, другие надзиратели боятся ответственности за пытки над пленниками, разумеется, они все как один станут утверждать, что он сам упал…

Внезапно раздался чей-то холодный смешок.

— Довольно уловок. Мы не желаем слушать того, чьи помыслы нечисты.

Девушка залилась краской и повысила голос:

— Сейчас же объяснитесь, что значит — помыслы нечисты?

Собеседник ответил:

— Я не стану ничего объяснять, ты и сама всё прекрасно знаешь, и все мы знаем. Ведь ты попалась на крючок, ещё когда он крутился вокруг тебя в пещере Черепахи-Губительницы! А теперь искажаешь истину, заступаясь за него в этом бессмысленном споре. Хах, женщина есть женщина.

Когда-то героический поступок Вэй Усяня в пещере Черепахи-Губительницы на долгое время стал излюбленной темой для обсуждений. Поэтому многие немедленно узнали в молодой заклинательнице ту самую спасённую красотку, «Мянь-Мянь».

Кто-то сразу зашептался:

— Так вот в чём дело. Неудивительно, что она столь рьяно заступается за Вэй Усяня…

Мянь-Мянь вспылила:

— Что значит — искажаю истину в бессмысленном споре? Я всего лишь обращаюсь к фактам. Как это связано с тем, что я женщина? Не можете переспорить меня по-честному, так решили пойти иным путём?

Кто-то презрительно усмехнулся и защёлкал языком, затем сказал:

— Говоришь ты и впрямь складно, но ведь сама понимаешь, что всё это лишь твои выдумки. О каких фактах может идти речь?

— Не будем тратить время на пустую болтовню с ней. Как она вообще оказалась в нашем клане? Да ещё получила право присутствовать в Золотом Павильоне. Мне стыдно даже стоять с ней рядом.

Немало нападок звучало от заклинателей из того же клана, к которому принадлежала девушка. Мянь-Мянь рассердилась так, что её глаза покраснели. Спустя мгновения молчания она громко заявила, сдерживая слёзы:

— Прекрасно! Ваши голоса звучат громче! Отлично! Вы здесь самые разумные!

Она стиснула зубы, рывком сбросила с плеч одеяние с клановым узором и с громким стуком бросила на стол, чем привлекла внимание глав орденов с передних рядов, которые изначально не обращали внимания на развернувшийся спор. Заклинатели вокруг девушки потрясённо вздрогнули, поскольку её действия могли означать лишь одно — «выход из клана».

Мянь-Мянь, не сказав больше ни слова, развернулась и пошла прочь. Спустя какое-то время один из заклинателей насмешливо произнёс:

— Раз нашла в себе смелость их снять, так не возвращайся, чтобы надеть обратно!

— Кем она себя возомнила… Взяла и вышла из клана? Экая невидаль! Для кого всё это представление?

Люди в толпе вторили:

— Женщина есть женщина. Слова ей ни скажи, уже видеть тебя не может. Спустя пару дней она точно вернётся сама.

— Непременно! Ведь ей нелегко далось повышение от простой дочери рабыни до адепта клана, хи-хи…

Лань Ванцзи, не обращая внимания на пересуды за спиной, также поднялся и вышел прочь. Лань Сичэнь, разобравшись, в чём дело, и понимая, что разговор ушёл в неприемлемое русло, с нажимом произнёс:

— Господа, девушка уже ушла, прекратите обсуждения.

Разумеется, заклинатели не могли проигнорировать слова Цзэу-цзюня, поэтому в Золотом Павильоне возобновились разговоры, осуждающие псов из клана Вэнь и Вэй Усяня. Атмосфера наполнилась лихорадочной ненавистью до зубовного скрежета, не допускающей ни слова возражений, не разбирающей, кто прав, кто виноват. На волне всеобщего недовольства Цзинь Гуаншань обратился к Цзян Чэну:

— Боюсь, что он давно вынашивал план побега на гору Луаньцзан. Всё-таки с его способностями Вэй Усяню не составит труда основать собственный клан. Поэтому он воспользовался возможностью отделиться от Ордена Юньмэн Цзян и вознестись к вершинам в одиночку. Вы с таким трудом возродили Орден Юньмэн Цзян, а он постоянно нарывается на конфликты, при этом забывает о сдержанности, добавляет вам лишних хлопот. Он совершенно не задумывается о вас.

Цзян Чэн, насилу сохраняя спокойствие, ответил:

— Это вовсе не так. Вэй Усянь с малых лет вёл себя подобным образом. Даже мой отец ничего не мог с ним поделать.

Цзинь Гуаншань переспросил:

— Фэнмянь-сюн ничего не мог с ним поделать? — Усмехнувшись, он добавил: — Фэнмянь-сюн просто благоволил ему.

После слов «благоволил ему» уголок рта Цзян Чэна дёрнулся, словно его свело судорогой.

Цзинь Гуаншань продолжил:

— Глава Ордена Цзян, вы совсем не такой, как ваш отец. Возрождённому Ордену Юньмэн Цзян всего несколько лет, и это время для утверждения вашего влияния. А Вэй Усянь без тени стеснения навлекает на себя всеобщие подозрения. Что подумают новые адепты Ордена Юньмэн Цзян, увидев подобное? Что если они станут брать с него пример, ни во что не ставить Главу Ордена?

Пользуясь создавшейся обстановкой, Цзинь Гуаншань каждой своей фразой наступал всё плотнее, загоняя собеседника в угол.

Цзян Чэн медленно ответил:

— Глава Ордена Цзинь, нет нужды продолжать. Я отправлюсь на гору Луаньцзан и разрешу эту проблему.

Цзинь Гуаншань в душе остался доволен. Голос его зазвучал многозначительно и проникновенно:

— Это верное решение. Глава Ордена Цзян, некоторые люди и некоторые вещи не терпят попустительства.

Когда собрание завершилось, главы кланов, заполучив бесконечный повод для пересудов, покидали зал в горячих спорах, никто и не думал униматься.

За садом Сияния средь снегов собралась Досточтимая Троица. Лань Сичэнь заговорил первым, обращаясь к Цзинь Гуанъяо:

— Брат, сегодня тебе пришлось тяжело.

Цзинь Гуанъяо с улыбкой ответил:

— Вовсе нет. Кому пришлось тяжело, так это столу, за которым сидел Глава Ордена Цзян. В некоторых местах от него откололись куски, растёртые в мелкую крошку. Очевидно, он сильно разгневался.

Не Минцзюэ, присоединившись к ним, произнёс:

— Тебе тоже пришлось нелегко, ведь ты старательно лицемерил.

Услышав его слова, Лань Сичэнь лишь улыбнулся, а Цзинь Гуанъяо, понимая, что Не Минцзюэ решил воспользоваться случаем и почитать ему нотации, ничего не мог возразить, поэтому поскорее сменил тему:

— Ох, второй брат, а что с Ванцзи? Я видел, он покинул собрание раньше всех.

Лань Сичэнь указал вперёд, и Цзинь Гуанъяо с Не Минцзюэ посмотрели в указанном направлении. Там, в цветочном море Сияния средь снегов, они увидели Лань Ванцзи, стоящего напротив девушки, которая только что вышла из клана прямо в Золотом Павильоне. Девушка заливалась слезами, Лань Ванцзи же сохранял серьёзность. Они о чём-то говорили.

Затем Лань Ванцзи слегка склонил голову в знак уважения.

Этот жест содержал в себе, помимо уважения, ещё и благородную торжественность. Девушка ответила ему ещё более церемонным поклоном, затем накинула на плечи газовую накидку без кланового узора и сбежала по ступеням Башни Золотого Карпа.

Не Минцзюэ произнёс:

— У этой девчонки воля оказалась твёрже, чем у стада баранов из её клана.

Цзинь Гуанъяо, не скрывая улыбку, вторил:

— Да уж.

***

Спустя два дня Цзян Чэн отправился в Илин в сопровождении тридцати адептов.

У подножия горы Луаньцзан, перед поваленной стеной с заклинаниями действительно бродило несколько сотен лютых мертвецов. Они никак не отреагировали на вышедшего вперёд Цзян Чэна, но вот адептам за его спиной пройти не дали, издавая предупреждающий рык. Цзян Чэн приказал своим людям ждать у подножия, а сам направился к вершине сквозь чернеющий лес. Спустя долгое время пути он услышал впереди людские голоса.

У горной тропы показались несколько круглых пеньков: один побольше, похожий на стол, три поменьше, похожие на табуреты, на двух из которых сидели девушка в красном и Вэй Усянь. Неподалёку несколько на вид простых и бесхитростных крепких парней, тяжело дыша, возделывали землю.

Вэй Усянь, покачивая ногой, произнёс:

— Будем выращивать картофель.

Девушка непреклонно возразила:

— Редис. Его легче вырастить, он почти не погибает. За картофелем сложно ухаживать.

Вэй Усянь упорствовал:

— Редис невкусный.

Цзян Чэн фыркнул, Вэй Усянь с Вэнь Цин обернулись и совсем не удивились, увидев его. Вэй Усянь поднялся, подошёл к Цзян Чэну, но ни слова не сказал и, заложив руки за спину, проследовал мимо, дальше на гору. Цзян Чэн, ничего не спрашивая, направился за ним.

Вскоре с одной стороны тропы показалась ещё одна группа мужчин, которые трудились у нескольких деревянных каркасов. Все они, должно быть, являлись заклинателями клана Вэнь, но сейчас вместо пламенеющих солнцем одежд на них были рубахи из грубого полотна. В руках они держали молотки и пилы, носили на плечах деревянные доски и соломенные снопы, сновали из стороны в сторону, трудились то здесь, то там, словно обычные земледельцы или охотники. По одеяниям и поясному мечу люди разглядели в Цзян Чэне Главу Ордена. В их сердцах ещё не утих страх, поэтому они побросали дела и с опаской проводили Цзян Чэна взглядом, не решаясь привлекать к себе внимания даже вздохом.

Вэй Усянь махнул им рукой со словами:

— Не отвлекайтесь.

Услышав его, люди успокоились и продолжили трудиться.

Цзян Чэн спросил:

— Что это они делают?

Вэй Усянь ответил:

— А ты не видишь? Строят дома.

— Строят дома? Ну а что делают те, которые внизу ковыряются в земле? Только не говори, что ты на самом деле решил заниматься земледелием.

— Ты же сам всё слышал, именно этим мы и собираемся заниматься.

— Ты хочешь возделывать землю на горе трупов? Да разве здесь можно вырастить что-то съедобное?

— Поверь мне, когда человек сходит с ума от голода, он сможет съесть всё что угодно.

— И ты действительно собрался расположиться здесь надолго? Разве в этом проклятом месте можно жить?

— Я прожил здесь три месяца.

Помолчав, Цзян Чэн задал ещё вопрос:

— Не вернёшься в Пристань Лотоса?

Вэй Усянь беззаботно ответил:

— Юньмэн недалеко от Илина, я буду тайком возвращаться туда, когда захочу.

Цзян Чэн так и фыркнул:

— Размечтался.

Он хотел продолжить разговор, но тут на его ноге что-то повисло. Опустив взгляд, Цзян Чэн увидел, что к нему незаметно подбежал ребёнок, на вид около двух лет, который обнял его за ногу. А теперь, подняв кругленькое, беленькое личико, глядел на Цзян Чэна кругленькими чёрными глазами.

Это был очаровательный малыш, жаль только, что Цзян Чэн от природы не умел проявлять ласку. Он лишь бросил Вэй Усяню:

— Откуда взялся ребёнок? Убери его.

Вэй Усянь склонился и поднял ребёнка на руки, отвечая:

— Что значит — убери? Ты с людьми общаться умеешь? А-Юань, ну почему ты обнимаешь каждого, кого встречаешь? Беги! Не грызи ногти после того, как поиграл с грязью. Ты знаешь, что это за грязь? Высунь руки изо рта! И не трогай моё лицо. А где бабушка?

К ним торопливо подошла старушка с редкими седыми волосами. Она прихрамывала, опираясь на деревянную трость. Увидев Цзян Чэна, она также разглядела в нём важную персону и в страхе сгорбилась еще ниже. Вэй Усянь поставил ребёнка по имени А-Юань рядом с бабулей и произнёс:

— Пойди поиграй где-нибудь.

Бабушка быстро взяла внука за руку и повела прочь. Мальчишка шёл неровным шагом и непрестанно оглядывался.

Цзян Чэн с насмешкой произнёс:

— Все главы кланов думают, что ты притащил сюда остатки мятежников, намереваясь стать их предводителем, размахивая широким знаменем с горы. Оказывается, они всего лишь кучка дряхлых стариков, немощных недотёп, женщин и детей. Никому не нужных и никчёмных[1].

[1]Досл. — кривые арбузы и треснутые финики.

Вэй Усянь улыбнулся, словно смеясь над самим собой. Но тут Цзян Чэн спросил:

— А где Вэнь Нин?

Вэй Усянь ответил вопросом:

— Почему ты вдруг решил спросить о нём?

Цзян Чэн холодным тоном ответил:

— Все эти дни абсолютно все спрашивают о нём меня, а я у кого должен спрашивать? Видимо, кроме тебя, спросить больше некого.

Вэй Усянь указал вперёд, и они направились туда плечом к плечу. В лицо подул поток зловещего холодного ветра, когда перед глазами возник широкий вход в горную пещеру. Оказавшись внутри, они прошли ещё немного прямо, когда Цзян Чэн обо что-то споткнулся. Опустив голову, он увидел половинку компаса.

Вэй Усянь быстро пояснил:

— Не наступай, я его ещё не доделал, очень полезная вещь.

Он поднял половинку компаса, а Цзян Чэн тут же наступил на что-то ещё, и на этот раз увидел помятый флажок.

Вэй Усянь опять объяснил:

— Осторожно, не сломай! Это тоже весьма полезная штука, скоро я её доделаю.

Цзян Чэн произнёс:

— Ты сам всё раскидываешь где попало, так что не надо винить меня, если что-то сломается.

Вэй Усянь ответил:

— Я здесь один живу. Ну разбросал немного вещей, что с того?

Они двинулись дальше. По пути стали попадаться сплошные талисманы, приклеенные на стены, разбросанные по земле, смятые в комки, порванные на кусочки, словно кто-то устроил здесь погром в приступе бешенства. Чем дальше вглубь, тем хуже всё становилось. При виде этого бедлама Цзян Чэн едва не задохнулся от возмущения. Он обратился к Вэй Усяню:

— Только попробуй устроить что-то подобное в Пристани Лотоса, я одним махом сожгу все твои штучки без остатка!

Оказавшись в главном гроте, они увидели человека, лежащего на полу. С ног до головы его тело покрывали талисманы, без единого просвета, лишь глаза выглядывали наружу. То был Вэнь Нин. Цзян Чэн, бросив на него лишь взгляд, спросил:

— И здесь ты живёшь? Где ты спишь?

Вэй Усянь кинул в угол штуковину, что подобрал по пути, указал на кучу смятых одеял в другом углу и ответил:

— Закутавшись в одеяла, можно спать где угодно.

Цзян Чэн не собирался больше обсуждать с ним, почему это место не подходит для жилья, лишь с высоты своего роста окинул внимательным взглядом Вэнь Нина, который лежал на земле неподвижно.

— Что это с ним?

Вэй Усянь ответил:

— Он немножко буйный. Я боялся, что он наделает проблем, поэтому запечатал его, чтобы он какое-то время оставался неподвижным.

Цзян Чэн продолжал:

— Но ведь при жизни он был трусливым заикой? Почему же после смерти сделался буйным?

Невозможно было назвать его тон дружелюбным. Вэй Усянь, бросив взгляд на Цзян Чэна, ответил:

— Вэнь Нин при жизни определённо являлся довольно робким человеком, именно поэтому он прятал множество эмоций глубоко в душе. Ненависть, гнев, страх, волнение, боль — все это он слишком долго подавлял внутри. И потому, когда после смерти подавленные чувства вырвались наружу, мощь его оказалась просто невообразимой. Обычно, чем добрее и спокойнее человек, тем страшнее вспышки его гнева. Здесь та же логика. Такие люди после смерти становятся невероятно свирепыми.

— Но ты ведь всегда говорил, что чем злее, тем лучше? Чем сильнее тёмная энергия, чем мощнее затаённая злоба, тем выше ударная мощь.

— Так и есть. Но я не собираюсь превращать Вэнь Нина в такого мертвеца.

— Тогда что ты собираешься из него сделать?

— Я хочу пробудить его сознание.

Цзян Чэн насмешливо проговорил:

— Опять предаёшься фантазиями? Пробудить сознание? Но чем будет такой мертвец отличаться от живого человека? Думаю, если тебе вправду это удастся, никто не захочет больше быть человеком, да и заклинательством заниматься не станет. Все начнут просить тебя превратить их в лютых мертвецов, вот и всё.

Вэй Усянь усмехнулся.

— Да уж, я уже заметил, насколько это, мать его, нелегко. Но я уже с три короба наобещал его сестре, и теперь все они верят, что у меня точно получится. Я непременно должен завершить начатое, иначе за всю жизнь не смогу перед ними оправдаться…

Не успел он закончить фразу, как Цзян Чэн вдруг выхватил Саньду и замахнулся, целясь в шею Вэнь Нина, очевидно, намереваясь отрубить тому голову. Вэй Усянь отреагировал на удивление быстро — он ударил Цзян Чэна по руке, не давая попасть в цель, и заорал:

— Ты что творишь?!

Крик разлетелся гулким, нестихающим эхом под широкими сводами пещеры Фумо.

Цзян Чэн, не опуская меч, резко выкрикнул:

— Что я творю? Это тебя надо спросить, что ты творишь. Вэй Усянь, а ты стал таким важным за последнее время, да?!

Ещё до того, как Цзян Чэн поднялся на гору, Вэй Усянь предполагал подобный исход. Просто невозможно, чтобы он явился сюда с намерением спокойно поговорить о праздных вещах. Всю дорогу они оба в душе чувствовали напряжение, подобное натянутой струне. Беседа ни о чём длилась слишком долго. В конце концов струна, которую они всеми силами старались не тревожить, порвалась.

Вэй Усянь тоже сорвался:

— Ты думаешь, что если бы Вэнь Цин и остальные не оказались в столь безвыходном положении, я бы вёл себя подобным образом?!

— Они оказались в безвыходном положении? Это я теперь из-за тебя оказался в безвыходном положении! Несколько дней назад все кланы собрались в Башне Золотого Карпа, чтобы наброситься на меня с претензиями. Все требуют, чтобы я добился от тебя объяснений, и вот, мне пришлось явиться сюда!

— Каких ещё объяснений они требуют? Стороны квиты. Те надзиратели до смерти забили Вэнь Нина, он стал лютым мертвецом и убил их. Долги оплачивают деньгами, а за чужую смерть платят жизнью, на этом всё кончено.

— На этом кончено? Да как же! Ты хоть знаешь, сколько пар глаз сейчас следят за тобой, следят за Тигриной Печатью Преисподней в твоих руках? Уж поверь, они не упустят эту возможность, будь ты хоть тысячу раз прав, это не поможет!

— Раз ты сказал, что ничего уже не поможет, какой выход ещё мне остаётся, кроме как отгородиться от всех?

— Выход? Выход, конечно, есть. — Он указал мечом на Вэнь Нина и продолжил: — Единственный способ спасти положение на данный момент — опередить их на шаг, самим всё прекратить!

— Что прекратить?

— Ты должен немедленно сжечь этот труп и выдать остатки клана Вэнь, только так ты не оставишь остальным повода для претензий! — с такими словами Цзян Чэн снова нанёс удар клинком.

Вэй Усянь же крепко схватил его запястье и крикнул:

— Ты шутишь?! Если сейчас я выдам Вэнь Цин и остальных, их ждёт лишь одна судьба — смерть!

— Ещё неизвестно, какая судьба ждёт тебя самого, а ты успеваешь заботиться о них! Смерть так смерть, какое твоё собачье дело!

Вэй Усянь в гневе заорал:

— Цзян Чэн! Ты… что ты вообще несёшь?! Возьми свои слова назад, не заставляй меня тебя избивать! Ты разве забыл, кто помогал нам предать огню тела дяди Цзяна и Госпожи Юй? Кто вернул нам прах, который сейчас покоится в Пристани Лотоса? И кто приютил нас, когда мы спасались от Вэнь Чао?!

— Это я бы с огромной, мать его, радостью избил бы тебя до смерти! Да, они нам помогли, но как же ты не понимаешь — сейчас остатки клана Вэнь стали мишенью всеобщего осуждения и порицания; любого, кто носит фамилию Вэнь, признают виновным во всех грехах! А тот, кто защищает людей клана Вэнь, бросает вызов всему свету! Все люди ненавидят носящих фамилию Вэнь и мечтают лишь об их смерти, ужасной настолько, насколько это вообще возможно. Тот, кто защищает их, становится всеобщим врагом. Никто не станет заступаться за них, и тем более никто не станет заступаться за тебя!

— Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то за меня заступался.

Цзян Чэн в гневе выкрикнул:

— Да что же ты такой упрямый! Если не можешь пойти на это, отойди, я сам!

Вэй Усянь сжал руку на запястье Цзян Чэна сильнее, сомкнув пальцы, словно железные прутья.

— Цзян Ваньинь!

— Вэй Усянь! Ты, в конце концов, понимаешь или нет? Пока ты на их стороне, ты — герой, отважный и благородный, необыкновенный храбрец, единственный и неповторимый гений. Но стоит тебе сказать лишь слово против — и вот ты уже сделался безумцем, что не считается ни с кем, свернул на кривую дорожку. Думаешь, что сможешь отделиться от остального мира, стать свободным и делать всё, что заблагорассудится? История не знает таких примеров!

Вэй Усянь закричал в ответ:

— История не знает, а я стану этим примером!

Они так и смотрели друг на друга, находясь на взводе, и никто не желал уступать. Спустя несколько минут Цзян Чэн заговорил:

— Вэй Усянь, ты до сих пор не видишь, к чему всё ведёт? Неужели я непременно должен всё тебе объяснять? Если ты станешь упорствовать и защищать их, тогда я не смогу больше защищать тебя.

— Не нужно меня защищать, забудь об этом.

Лицо Цзян Чэна невольно скривилось.

Вэй Усянь продолжал:

— Забудь. Объяви всем в Поднебесной, что я предатель. С этого дня, не важно, что натворит Вэй Усянь, — это не будет иметь отношения к Ордену Юньмэн Цзян.

Цзян Чэн задал вопрос:

— …И всё из-за кучки этих Вэней?.. — Не дожидаясь ответа, он добавил: — Вэй Усянь, ты что, заразился геройством? Помрёшь, если не заступишься за кого-нибудь или не впутаешься в неприятности?

Вэй Усянь молчал.

Спустя какое-то время раздался его голос:

— Именно поэтому лучше нам прямо сейчас оборвать все связи, дабы в будущем не навлечь неприятности на Орден Юньмэн Цзян.

Иначе он действительно не мог сказать наверняка, что ещё натворит в дальнейшем.

Цзян Чэн, помолчав, пробормотал себе под нос:

— Матушка говорила, что ты появился в нашем доме, чтобы навлечь беду. И она не ошиблась.

Он холодно усмехнулся и добавил, обращаясь к самому себе:

— …«Стремись достичь невозможного»? Прекрасно. Ты понимаешь девиз Ордена Юньмэн Цзян, лучше меня понимаешь. Вы все понимаете.

Со звоном убрав Саньду в ножны, Цзян Чэн равнодушно произнёс:

— В таком случае, назначим битву.

Через три дня Глава Ордена Цзян, Цзян Чэн, вызвал Вэй Усяня на бой. В Илине между ними произошла несравнимо поразительная битва.

Попытка провести переговоры провалилась, противникам пришлось пустить в ход оружие. Вэй Усянь, управляя лютым мертвецом Вэнь Нином, нанёс удар и сломал Цзян Чэну руку, а Цзян Чэн проткнул Вэй Усяня мечом. Обе стороны пострадали, и каждый, истекая кровью, ругая другого на чём свет стоит, отправился восвояси, окончательно разорвав отношения.

После битвы Цзян Чэн во всеуслышание объявил: Вэй Усянь предал его орден, публично назвав всех заклинателей врагами. Орден Юньмэн Цзян выгнал его из своих рядов и прервал всяческие отношения, проведя последнюю черту. Впредь, что бы ни совершил этот человек, никакие его действия не будут иметь отношения к Ордену Юньмэн Цзян!